ГЕНЕРАЛ - СОЛДАТ ТРЁХ АРМИЙ (Роман Ягель)

Михаил Ринский
ГЕНЕРАЛ – СОЛДАТ ТРЁХ АРМИЙ
В конце марта 2008 года на очередном съезде Союза воинов и партизан-инвалидов войны с нацистами президентом Союза избран генерал Армии обороны Израиля, воевавший в армиях трёх стран, Роман Ягель. «Наш генерал», - называют его ветераны Второй мировой, и он считает это звание одной из высших своих наград. Внук раввина, сын солдата, прославленный генерал и чувствует себя, и воспринимается непринуждённо и в среде рядовых, и на приёмах у первых лиц государств в Иерусалиме и Москве, в Варшаве и Берлине.
« Тяжело быть евреем, но интересно!»
Роман Ягель.
Дед Романа был раввином в местечковом городке Бирче, в Галиции, - через полвека именно в этих краях Бандера вознамерится создать «самостийную Украину», а в конце 19-го века Галиция была ещё на стыке России и Австро-Венгрии. Один из сыновей раввина Риттера, Давид, станет старшим сержантом, командиром взвода армии Австро-Венгрии, но не патриотом этой империи. Когда во время его краткосрочного отпуска в Бирче местные мужики пошли громить и убивать «жидов», сержант Давид Риттер во главе собранной им группы евреев встал с оружием в руках на их пути. И выстрелил, и погромщики отступили. Именно надеясь, как и многие евреи, на национально-культурную автономию для своего народа, Давид Риттер, уволившись из армии австрияков, нелегально принимал участие в обучении подпольных польских отрядов Пилсудского. Отец, Давид Риттер
После смерти первой жены, оставившей Давиду троих детей, он вторично женился на Дороте Насен из местечка Ягелло, которая прибавила ещё дюжину детишек общих. Роман Риттер родился 1 мая 1922 года, и именно в память о родине он примет в Израиле фамилию Ягель. Давид в период становления независимой Польши ещё служил в Польской армии, затем уволился, и в 1928 года Дорота с детьми приехала к мужу в Бирчу, где у него уже было хозяйство. Дом в Бирче небольшой, детей много, и всё прибавлялись. Дети спали в два яруса, жили бедно, в тесноте, но в чистоте, которую Дорота поддерживала в доме. Одежда старших аккуратно приводилась в порядок и передавалась младшим. Соседи обращали внимание на опрятность детей Дороты. Но трудно было родителям, и подросшие дети покидали семью. В 1935 году, окончив 7 классов, 13-летний Роман пошёл пешком в Краков, нашёл там кузена Менделя Риттера, двоюродного брата по отцу, служившего в банке. Тот его устроил в обучение к скорняку, у которого Роман жил, работал и учился в вечерней гимназии. К этому времени в Кракове уже жила и работала медсестрой Сара, сводная сестра Романа.
В сентябре 1939 года Германия «блицкригом» оккупировала Польшу. Роман в числе многих других оказался в гетто местечка Ланцут, всего километрах в 30-ти от Бирчи, но Ланцут – по западную, а Бирча – по восточную сторону реки Сан. 30 евреев, в том числе Романа, немцы отобрали для обслуживания конюшен их воинской части. Когда Красная армия вступила в Западную Украину и река Сан стала пограничной, Роман Риттер с другом Ициком Бренером решают бежать из плена. В той обстановке такой побег был настоящим подвигом, первым в жизни Романа, но далеко не последним. Юноши нелегально переправляются через реку Сан и приходят в Бирчу. Между прочим, Ицик Бренер сейчас – полковник Польской армии Игнаций Бронецки… С друзьями. Роман - справа. Поляк Казимеш Хес(в центре) станет партизаном, украинец Слабомир Дымкевич (слева) - нацистом, пособником гестапо.
В новых условиях советской власти Роман окончил курсы заготовителей и работал заведующим приёмным пунктом сельхозпродуктов в Бирче. Со стороны советских властей были и преследования, и аресты, но семьи Риттеров они не коснулись. Брат Ехиель, на год старше Романа, должен был идти в Красную армию в 1940 году. Роман предложил пойти служить за брата: романтичному юноше нравилась армейская стихия. Риттеры были знакомы с командиром местного погранотряда, и в мае 1940 года Роман стал красноармейцем. Его направили в сержантскую школу в Перемышле, а по окончании – на пограничный пункт в Ольшанах, где Роман одновременно был и переводчиком: много беженцев из Польши проходило через их заставу. На погранпункте советские и немецкие пограничники вели проверку в контакте.
Однажды был такой случай. 12 евреев переплыли реку Сан на лодке. Немец схватил одного из них за бороду и буквально вырвал клок. Роман с размаху ударил нациста винтовкой. Его посадили на гауптвахту. Затем на пропускной пункт не вернули, а определили в караул штаба в Перемышле. Там держали евреев-беженцев – проверяли, многих отправляли в северные и сибирские лагеря. И здесь Роман совершил отчаянно смелый поступок, снова заступившись, как в своё время его отец, за единоверцев: он как бы невзначай оставил незапертой дверь, и заключённые разбежались. Чем это ему грозило – известно, но, по счастью, доказать, что виновен именно Роман, не смогли. Со временем его вернули на границу, в Ольшаны. Бирча. Бывший дом бабушки. !998 год.
В ночь на 22 июня 1941 года на погранпункте в Ольшанах командиру доложили, что немцы спускаются и садятся в лодки для переправы через реку. Но был приказ свыше – не поддаваться на провокации, не стрелять. Гитлеровцы уже бомбили города Украины и Белоруссии, но на заставе об этом ещё не знали. Командир решил по своей инициативе дать отпор – и тут же был арестован особистами. Продержались до десяти часов утра, но силы были неравные, отступили к Перемышлю. Здесь в уличном рукопашном бою Роман был легко ранен в ногу, но немца убил. Остался в строю.
При отступлении в сторону Львова погранотряду то и дело приходилось принимать бой то с догнавшими подразделениями противника, то с десантниками. И снова в рукопашной схватке Роман был ранен в голову. Вынужден был отстать, а потом, придя в себя, лесом дошёл до Бережан, там нашёл свой отряд. По счастью, на станции оказался бронепоезд. На нём удалось прорваться из окружения. Сопротивление Красной армии становилось всё организованнее, но отступление продолжалось. В Житомире отряд, по приказу сверху, взорвал сахарный и кожевенный заводы, чтобы не оставлять врагу. Но и тут немцы уже были в тылу, и командир приказал, рассредоточившись на группы, уходить в сторону Киева. Группа Романа, благодаря его находчивости, доехала до Киева на попутном грузовике. На сборном пункте получили новое обмундирование. Посланные в караул, обезвредили у железнодорожного моста двух диверсантов.
Во вновь сформированной части Роман Риттер воевал под Белой Церковью, затем перебросили в леса под городом Бровары, восточнее Киева. В один из дней прибыл сам маршал С. М. Будённый, командовавший Юго-западным фронтом. Формировался отряд для действий в тылу противника. Добровольцам предложили поднять руки. Маршал лично обошёл строй добровольцев, каждому жал руку и задавал вопросы. У Романа спросил, кто он по национальности – надо же, «вычислил». Еврея Риттера Будённый в отряд не включил: слишком ужасная смерть его ждала, попади он в руки врага. Зато в отряд охраны штаба фронта Романа зачислили, но вскоре опять отправили на передовую. И вновь его часть была окружена и разбита, а их группа из семи пограничников, вконец истощённых и затравленных, была настолько плотно зажата со всех сторон, что сопротивляться не было возможности. Сняли все знаки отличия и зелёные петлицы, уничтожили документы: на пограничников немцы были в особой обиде.
Попали в общую колонну пленных, быстро пополнявшуюся выловленными в лесах. Гнали пленных по 40 минут, затем перерыв на 20 минут. Как скот, загоняли в ограждённые пустыри на лугах. Когда привозили хлеб, его кидали с машины. Голодные люди бросались к машине, давя и топча друг друга. Хлеб доставался «счастливчикам», а на месте побоища подбирали растоптанных. Роман, в то время невысокий и несильный юноша, ослабленный голодом и болезнями, просто не бросался к машине, понимая, что его покалечат, и потом калеку пристрелит конвой. Питался только подобранными по дороге остатками собранной на огородах капусты, картошки, травами. Нацисты издевались над пленными, изощрённо придумывали себе развлечения. Колонну гнали к станции, где производился отбор: пленных посильней отправляли на заводы Германии, а коммунистов, евреев и списанных по здоровью уничтожали. Роману с товарищем – лётчиком удалось по пути спрятаться в огороде и затем с помощью местных жителей лесами выйти к речке Сулла и, переправившись, оказаться у своих. Направили на проверку в Харьков, оттуда – в Белгород, где формировался 92-й отдельный пограничный полк. Роман участвовал в операциях в тылу врага против штабов и техники, приходилось и ходить в разведку, и брать «языков». С товарищем, 1943 год, дивизия им. Костюшко


Фронт был под Воронежем, а штаб полка – в городе, когда Роману Риттеру, как бывшему гражданину Польши, предложили отправить его, а когда отказался – откомандировали в порядке приказа в представительство штаба Польской армии генерала Андерса, подчинявшейся правительству Польши в Лондоне во главе с Сикорским. После долгих переездов почему-то через Новосибирск под Ташкент, где их так и не приняли, группу направили в 1-ю Польскую дивизию имени Тадеуша Костюшко, формировавшуюся под Рязанью. После окончания учёбы в Рязанском училище в июле 1943 года молодой младший лейтенант был назначен командиром взвода. В первом бою дивизии имени Т. Костюшко в октябре 1943 года под Смоленском взвод получил боевое крещение, и в первых же боях Роман Риттер был ранен в шею, причём нарушение нервной системы парализовало руку.
Длительное лечение, рука заработала, и в марте 1944 года Роман Риттер, вернувшись в строй, был назначен командиром роты. Тогда же дивизию перебросили под Киев, откуда она прошла боевой путь через Украину, Польшу, Германию до Берлина. Много раз сталкивался Роман со свидетельствами зверств по отношению к его единоверцам со стороны нацистов и их украинских, польских, литовских приспешников. Да и в действиях советского командования не всё было ясно: когда рота Риттера была уже в варшавском районе Прага, польским войскам не разрешили придти на помощь героям восставшего Варшавского гетто.
В Праге Роман был снова ранен, но от госпиталя отказался.
Ему дали возможность съездить в свой родной городок Бирчу. Здесь он с горечью получил подтверждения трагической гибели буквально всей своей семьи. Его сестра Рахель, жена одного из руководителей города, была жестоко убита в подвалах гестапо, а муж её повесился в тюрьме, не выдержав зверских истязаний. Брат Ехиель бежал из гетто с подругой и ребёнком Рахель, но их, как евреев, выдали и расстреляли. В партизанском отряде погиб брат Шимон: польский отряд приспешников оккупантов уничтожил весь еврейский партизанский отряд. Родители Романа и все остальные члены семьи из гетто были отправлены в концлагерь и погибли в газовых печах. Всего нацисты уничтожили 14 его самых близких: отца, мать и всех братьев и сестёр. В больших, разросшихся, жизнеспособных семьях отца и матери только по обнаруженным документам и опубликованным спискам погибло около 850 человек. Начальник училища
Армия оставалась единственным родным домом Романа, и своим долгом перед уничтоженной семьёй он считал – довести до конца уничтожение гитлеризма. Его рота участвовала в штурме Берлина. После Победы капитан Риттер был назначен начальником школы офицерского состава в Кракове. В этот период он свои воинские обязанности совмещал с помощью еврейским деятелям искусства, в том числе в репатриации, сам участвовал в сионистском кружке по изучению иврита. В 1946 году Роман был арестован именно по подозрению в помощи сионистам. Через девять месяцев его выпустили без суда и следствия и направили руководить одним из двух портов Щецина в устье Одера. Там Роман сумел нелегально выпустить из порта три корабля с евреями в молодое Государство Израиль.
В 1951 году капитан запаса Риттер прошёл курсы командиров батальона, был возвращён в армию и назначен комбатом родной 1-й дивизии имени Костюшко. Ещё через два года он уже был командиром полка. Но у Давида не сложились отношения с командиром дивизии, почти откровенным антисемитом. И когда тот позволил себе назвать Риттера «грязным евреем», Роман выхватил пистолет. Комдив бросился к открытому окну и выпрыгнул из него, но выстрелы прогремели раньше, и он был ранен. Думая, что убил командира, Роман выстрелил в себя. Рана оказалась не смертельной, но Роман 8 месяцев пролежал в госпитале. Дело «замяли»: никому не выгодно было предавать широкой огласке антисемитизм в высших кругах польской армии. С Авраамом Коэном и Эфраимом Снэ
После возвращения в строй Риттера назначили старшим инспектором морского флота Польши, но у него уже созрело твёрдое решение о репатриации. И в 1957 году бывший полковник Польской армии Роман Риттер – в Израиле. Начинает новую жизнь под новой фамилией Ягель и с младших офицерских должностей. До него мало кто из репатриантов служил в погранвойсках. С первых же ответственных заданий Роман обращает на себя внимание. Окончив курсы командиров рот и курсы штабных офицеров полиции и проявив себя в особо важных ситуациях, Роман в короткий срок выдвигается на командные должности в погранвойсках. Воинский талант Р. Ягеля особо раскрывается во время Шестидневной войны, при захвате Туль-Карема и Калькирии. После освобождения Иерусалима был назначен губернатором Старого города. Он и после Шестидневной – в самых горячих точках, от Рамаллы до Газы. Его назначают заместителем командира полка, присваивают звание полковника. С Шимоном Пересом
С 1971 года в течение полутора десятков лет полковник Ягель – в системе Министерства безопасности. Он возглавляет службы безопасности компании Эль-Аль в ряде европейских стран и в Центральном аэропорту Израиля, одновременно занимаясь и проблемами репатриации в нашу страну. В 1985 году, уже после оформления пенсии, Ягеля направляют представителем израильской полиции в европейском Интерполе, и он работает в Германском городе Бонне до 1989 года. За это время вместе с европейскими коллегами раскрывает целый ряд преступлений. В 1986 году Р. Ягелю присвоено звание бригадного генерала. С Эхудом Бараком
Трудно перечислить боевые награды разных стран, которые по праву на груди легендарного генерала-солдата армий трёх стран: он награждён правительствами СССР, Российской Федерации, Польши, Украины, Израиля; отмечен наградами зарубежных ветеранских организаций. И трудно переоценить вклад Романа Ягеля в укрепление связей Израиля со многими европейскими странами, в том числе – по линии Союзов ветеранов войны с нацизмом. Он – организатор и участник десятков встреч и переговоров на самом высоком уровне. После кончины в 2007 году Авраама Коэна Роман Ягель продолжил дело своего друга и сподвижника, возглавив Союз воинов и партизан-инвалидов войны с нацистами, членом которого состоит много лет. С женой и сыном
1 мая генералу Роману Ягелю исполняется 86 лет. Его работоспособность удивительна, как и его жизненный оптимизм. У него – отличная семья: жена Вила; сын Давид, возглавляющий компьютерную фирму; замечательные внуки.
Во время нашей беседы меня не покидала мысль о том, что, в отличие от многих, очень уважаемых людей, в своё время совершивших подвиги и живущих воспоминаниями о них, вся жизнь Романа Ягеля – подвиг. Даже и то, как он сейчас активно борется за права инвалидов войны, что совсем нелегко. Весь его жизненный путь трудно охарактеризовать лучше, чем словами Евгения Евтушенко:
Вся жизнь моя пусть будет подвигом,
Рассредоточенным во времени.

Михаил Ринский (972) (0)3-6161361 (972) (0)54-5529955
mikhael_33@012.net.il

ДИРЕКТОР ШКОЛЫ ИЗ МЕСТЕЧКА

Михаил Ринский

ДИРЕКТОР ШКОЛЫ ИЗ МЕСТЕЧКА
В поколении фронтовиков Второй мировой – сколько же скромных людей, которым есть что рассказать: они прошли через многое, многое и о многом знают, многое преодолели и многого добились, многое сделали и, несмотря на возраст и раны, продолжают делать – не для собственной славы, а для будущих поколений. Давид Костинбой – в их строю.
На встрече инвалидов – ветеранов Петах-Тиквы с председателем их Союза генералом Романом Ягелем ко мне подошёл пожилой человек и подарил мне свою книгу с тёплой дарственной надписью, скромно предложив полистать её в свободное время. Подарок я с благодарностью принял, но честно предупредил, что не знаю, когда удастся выкроить время – прочесть. Когда же, наконец, взял в руки книжку и перелистал её, понял, что о жизни Давида Костинбоя непременно необходимо поведать людям, как о ещё одном примере, с одной стороны, трагедии еврейского местечка и его жителей в горниле Катастрофы, а с другой – стойкости и энергии тех, кто выжил. Примере стремления и силы воли обрести достойное дело и занять достойное место в жизни. Примере их вклада в возрождение жизни, в возрождение нашего народа и его страны.
Местечковое село Корница Подольской губернии (ныне Хмельницкая область) после Первой мировой и гражданской войн было наполовину еврейским, наполовину – украинским и польским. Шойхет и моэль местной синагоги Шимон Костинбойм и его жена Сара, оба из раввинских семей левобережной старой Польши, после революции оказались в советской Украине. Из восьми детей выжили четверо: три дочери и сын Давид, младший из детей, родившийся в 1926 году.
В религиозной семье все, и дети в том числе, говорили на идише. Родители друг с другом – ещё и на иврите. И сына учили торе и языку предков. Лишённый, как священнослужитель, гражданских прав, Шимон продолжал, рискуя многим, посещать синагогу и выполнять свои святые обязанности, заменяя и кантора. Жили скромно; были свой огород, садик и семейная любимица и кормилица корова, которую пришлось продать в голодное время. В 1933 году, в тяжёлом голодоморе, еле выжили, питаясь супом из крапивы, жмыхом, отрубями; пухли от голода.
Рассказывая об этом тяжёлом времени, Давид просит подчеркнуть, что не «москали», и сами погибавшие от голода, виновны в той всеобщей трагедии, как сейчас пытаются повернуть дело на Украине, и не евреи, как утверждают антисемиты, а политика партии и советских властей, разоривших крестьянство, самые крепкие его слои. Об этом он пишет и в своей книге.
Семья выжила лишь благодаря тому, что в том тяжёлом 33-м отцу удалось устроиться тем же Шойхетом в производственную артель, и семья переехала в крупное и зажиточное местечковое село Кунев у речки Вилия, по которой проходила граница с Польшей, в то время независимой. Отец числился в артели, как мясник, и это позволило Давиду с юных лет считаться в документах сыном рабочего. Зато две его старшие сестры, как комсомолки - дочери лишенца, в 15-летнем возрасте вынуждены были жить на квартире отдельно от родителей, во избежание их «тлетворного влияния», и пробирались к ним в дом ночами тайком – ощутить материнское тепло и поесть вкусного, специально припасённого мамой.
В Куневе было три синагоги, но постепенно их закрыли все, и пришлось верующим молиться тайком в квартирах. В семье Костинбойм продолжали соблюдать все еврейские основные даты, хотя и с «поправками», связанными с «конспирацией». Закрывали окна и двери, и отец читал и пел молитвы. Отец обучал сына не только основным молитвам, но и исполнять еврейские мелодии на домре, подаренной ему – на скрипку денег не было. Самым ценным, кроме священных книг, в доме шойхета была целая коллекция специальных острейших ножей с инкрустированными ручками для шхиты, к которым детям запрещалось прикасаться.
В один из праздников Суккот устроили , как обычно, суку в примыкавшем к дому сарае, разобрав крышу и накрыв сарай ветвями и кукурузными стеблями. Проезжавший в сильный дождь начальник погранзаставы заметил, что крыша сарая разрушена, и прислал пограничников – помочь её отремонтировать. Стоило труда упросить их не делать этого.
Давид успел закончить в еврейской школе семь классов, когда в 1939 году её закрыли. Восьмой класс в украинской школе Давид закончил как раз в канун войны. В считанные дни немцы оккупировали Эападную Украину, из Кунева мало кто успел уйти на восток. С первых дней начались издевательства над евреями, и укрыться от этого было невозможно. «Соседи, с которыми жили рядом десятилетия, сами разыскивали, доносили, если находили даже маленьких еврейских детей», - пишет Давид в своих воспоминаниях. Памятник погибшим евреям местечка Кунев. Инвалид войны Моисей Лойфер, ныне живущий в Израиле, писал в ЦК КПСС, в газету «Правда» и добился разрешения на сооружение памятника жертвам, но с надписью на украинском и без указания, что этими жертвами были евреи и что убийцами были также и местные пособники нацистов.

Уже в августе 1941 года в Куневе оккупанты и полицаи «решили еврейский вопрос» массовым уничтожением. Когда начали выгонять еврейские семьи из домов и гнать по улице к заранее вырытым рвам у еврейского кладбища, в доме Костинбоймов услышали крики и стенания. Мама Сара сразу поняла, что происходит, и успела сказать: «Сынок, убегай». Давид укрылся в огороде, а вся семья – родители, сёстры, как и практически всё еврейское население Кунева, погибла от рук палачей. Евреев ещё гнали на расстрел, а оккупанты и соседи уже грабили их дома. Немецкий офицер по достоинству оценил музейную ценность коллекции ножей шойхета и прихватил их, остальное растащили местные.
После двух суток блуждания по окрестностям Давиду, наконец, повезло: его взял в помощники дед Захар – так он себя назвал, - перегонявший стадо скота на восток, якобы для нужд немецкой армии. По имевшемуся у него соответствующему документу, невесть откуда полученному, Захара с его стадом пропускали патрули оккупантов. Уже в декабре 1941 года мудрому Захару удалось вместе со стадом каким-то ему одному известным путём перейти через фронт, после чего, оставив подпасков и стадо советским властям, Захар снова ушёл через линию фронта в тыл к немцам. Тогда Давид только догадывался, а после войны узнал, что дед Захар был связан с партизанами. В конце концов он был схвачен и расстрелян оккупантами.
В милиции, куда попал 15-летний подпасок, Давид сказал, что у него родственники в Чкаловской (ныне Оренбургской) области, и его туда отправили. В глухом колхозе разыскал Ривку, единственную из сестёр, оставшуюся в живых, потому что ещё до войны вышла замуж, жила у мужа в Шепетовке и вместе с ним оказалась в эвакуации в этой глуши. Муж, Григорий Бергер, не призванный в армию, умер здесь же, в колхозе, оставив Ривку с маленькой дочуркой.
В колхозе был ещё и старый еврей-кузнец из Белоруссии, в прошлом инженер, мастер на все руки, буквально выручавший и колхоз, и женщин села, оставшихся без мужиков: когда требовалось что-нибудь починить, все шли к нему.
До 1943 года Давид жил и работал в колхозе, в 16 лет стал трактористом, а в 17 уже был призван как доброволец. При этом писарь укоротил его фамилию: Давид стал, и так до конца жизни и остался, Костинбоем. Несколько месяцев в военном училище его готовили на снайпера, а на фронте назначили первым номером пулемёта «Максим», старого и тяжёлого. Пулемёты всегда – на особом прицеле у противника, и поэтому у Давида часто менялись «вторые номера», да и сам он несколько раз был ранен, но возвращался в строй и прошёл боевой путь через болота и леса Белоруссии, через Прибалтику, Восточную Пруссию и закончил в Кенигсберге. Война запомнилась многочисленными смертями фронтовых товарищей, сожжёнными деревнями и еврейскими местечками Белоруссии, сожжёнными и вырубленными садами, заброшенными пашнями.

На фото: Давид в победном 1945 году
Не успели протрезветь от возлияния в День Победы, как их воинскую часть отправили поездами на Дальний Восток, и на долю 19-летнего сержанта Давида Костинбоя выпало ещё одно очень тяжёлое испытание: преодоление Большого Хинганского хребта, где порой и танки приходилось спускать на тросах. Квантунская армия японцев не ожидала, что противник решится на такой подвиг, но сопротивлялась отчаянно и коварно: мины-ловушки, отравленные колодцы… К тому же – сезон дождей, непрерывные ливни. Но – всё преодолели. Затем – маньчжурские города вдоль Китайско-Восточной железной дороги. В Мукдене Давид даже поговорил на идише с местными евреями, знавшими и русский: они были выходцами из России и СССР, которым до начала 1930-х годов принадлежала эта, построенная царской Россией магистраль. Война для Давида закончилась в Порт-Артуре.
Дома у Давида не было: после войны не осталось в Куневе никого из родных, все погибли. Демобилизовавшись в конце 1945-го, вернулся на Украину, в Шепетовку, работал на торговой базе грузчиком и учился в вечерней школе. После тяжёлых военных лет, естественно, многое забыл. Большую помощь Давиду оказал замечательный учитель математики Гольдштейн. Получив аттестат, приехал в Вильнюс поступать в университет: он этот город освобождал. Но, к удивлению воина-освободителя, его здесь не приняли с распростёртыми объятиями, заявив, что здесь учатся литовцы. Давид приехал во Львов и, как фронтовик, поступил в университет имени Ивана Франко, на исторический факультет. Подрабатывал, где и как мог: на стипендию, даже повышенную, прожить было невозможно.
Первый педагогический опыт Давид приобрёл уже на первом курсе, когда его направили в небольшую деревеньку из нескольких дворов, где в начальной школе было всего 10 учеников с 1 по 4 класс. Несколько месяцев учил детей Давид и вернулся в университет. Время было опасное, бандеровцы жестоко убивали представителей новых властей, к которым относили и учителей, и пионервожатых. Однажды в школу явились два вооружённых молодчика, содрали портреты Ленина и Сталина. Проявили полную осведомлённость относительно студента-учителя, в том числе о его национальности, но его не тронули. Возможно, здесь жили их близкие, и бандиты понимали, что их детям надо было оставить возможность получить образование.
Все пять лет Давид получал повышенную стипендию и с красным дипломом был оставлен преподавателем университета. Подготовил диссертацию. Но 1952 год, «борьба с космополитизмом» и «дело врачей», - и защиту «переносят», а молодого способного преподавателя отправляют в Станиславскую область. Здесь ему сразу предлагают должность директора школы, но Давид отказывается: этому их в институте не учили. Предложили учителем средней школы в бывшем еврейском местечке Тисменица, где не осталось ни одного еврея. Спортзал и библиотека школы – в бывшей синагоге. Н

На фото: Давид - директор школы

Учитель Давид Костинбой приехал в местечко с молодой женой: Елена только что закончила пединститут. Через полгода умер Сталин. Скорей всего это, а также знание украинского языка позволило Давиду вскоре занять должность директора украинской средней школы. С этого времени он в этой должности проработал двадцать лет: ещё в одной сельской украинской, а затем и в престижной русской школе областного центра. И везде, где он директорствовал, школы становились передовыми, выходили на высокий уровень и обучения, и состояния школьных зданий и оборудования.
Интересно, что оба случая его перевода «на другую работу с переменой местожительства», как тогда говорили, связаны не с интересами дела, а с обустройством новых номенклатурных работников и членов их семей. В первом случае, из одной сельской школы в другую на ту же должность директора, Давида перевели потому, что жене нового председателя колхоза, друга нового секретаря райкома, престижно было стать директором школы. Во втором случае предложение о переводе сыграло неожиданно добрую роль для семьи Костинбой: они вынуждены были освободить квартиру первому секретарю вновь созданного райкома, зато тот устроил перевод Давида на работу в областной центр, к тому времени уже Ивано-Франковск, в Институт усовершенствования учителей, с предоставлением квартиры. Семье это было кстати ещё и потому, что подросшим дочери и сыну хотелось дать возможность продолжать образование, живя с родителями.

Книга воспоминаний
Давид, с его многолетним опытом педагога и директора школы, прекрасно вписался в работу института. Правда, и в период его 25-летней работы на ниве совершенствования школьного преподавания несколько лет пришлось снова проработать директором, на сей раз самой крупной – несколько тысяч учеников - и престижных школ областного центра, в которой к тому же занимались дети областных руководителей, да и его собственные. С одной стороны, руководство такой школой требовало полной отдачи сил, здесь требовалось быть не только прекрасным педагогом, руководителем, хозяйственником, но ещё и дипломатом. Зато в школе были лучшие преподаватели, среди которых было немало евреев. Зато в распоряжении директора были ресурсы всесильных пап, включая директоров крупных заводов. И к тому же Давид получил трёхкомнатную квартиру, обещанную ему за согласие взвалить на себя это трудное бремя. Через несколько лет он вернулся в Институт усовершенствования, после того, как сказал несколько нелестных слов в адрес своего заместителя в школе – жены 2-го секретаря обкома.
В институте Давид Костинбой возглавлял методический кабинет истории и обществоведения, несмотря на свой «пунктик» - уже это говорит о высоком уровне его работы. Одновременно, несмотря на частые командировки, он продолжал преподавать в вечерних школах, выступать с лекциями от общества «Знание». Кстати, часто лекции и подобные собрания проходили под охраной автоматчиков: скрытая враждебность на родине Бандеры против всего советского и русского давала себя знать и после подавления его банд. Часто, когда лекторы клеймили победы «израильских сионистов», слушатели-антисемиты злорадно улыбались, радуясь поражениям «друзей» Советского Союза. Давид Костинбой пишет, что ещё накануне распада Союза «на улицах Ивано-Франковска появились плакаты, лозунги, призывы: «Смерть москалям!», «Геть жыдив!» «Коммунистив – на шыбеницю! (виселицу)! И шествие бывших вояк дивизии «СС-Галичина».
С начала 90-х годов в Закарпатье не только обрушился весь совковый жизненный уклад- само существование для семьи Костинбой становилось всё более невыносимым и небезопасным. В 1995 году репатриировались в Израиль. На фото: фронтовик рассказывает...

Живут в Петах-Тикве. Давид с Еленой – на пенсионном пособии. Несмотря на возраст продолжают активную жизнь. Давид – член Комитета инвалидов войны, часто выступает с лекциями. Часто публикуется в печати, от статей на злободневные темы до очерков о своих друзьях-ветеранах войны. Его автобиографическая повесть «А годы, как птицы, летят…» - интересное свидетельство историка и мудрого человека, прослеживающее фактически на протяжении всего двадцатого века жизненные перипетии, нелёгкую жизнь, борьбу и в конечном счёте личную победу еврея – выходца из религиозной семьи прикарпатского местечка. На основе этой книги и устных рассказов Давида и написан этот очерк.
Более пятидесяти лет вместе Давид и его верная Елена, тоже преподаватель с большим стажем. Пока директор школы воспитывал несколько «молодых поколений», она дала жизнь и воспитала их сына и дочь. Сын Семён и его сын, внук Елены и Давида Александр - тюменские инженеры-нефтяники. Почти ежегодно навещают своих близких в Израиле. У внука уже и два сына. Дочь Светлана - медик, успевшая ещё «там» приобрести большой опыт, здесь, в Израиле, работает в доме престарелых. Её дочь Женечка по окончании школы работает в фирме «Оранж».

На фото -с женой, дочерью и сыном

Всё-таки удивителен оптимизм этого славного поколения фронтовиков. Израненный престарелый инвалид войны, ещё и в Израиле переживший тяжёлую операцию на сердце, Давид Костинбой заканчивает свою книгу не словами о личном, а заботой о своей исторической родине, полный «уверенности, что мы победим». Спасибо им, этим мужественным, стойким людям.

Михаил Ринский (972) (0)3-6161361 (972) (0)54-5529955
mikhael_33@012.net.il

ПОДВИГ ЮНГИ КОВАЛЁВА-РАБИНОВИЧА

Михаил Ринский
ПОДВИГ ЮНГИ
КОВАЛЁВА-РАБИНОВИЧА
Одна из золотых страниц войны против фашизма – подвиг молодого матроса Северного флота Саши Ковалёва, спасшего торпедный катер и товарищей, грудью закрыв пробоину в радиаторе мотора. Во многих книгах его сравнивают с Александром Матросовым. Но немногие знают о том, что Саша – сын репрессированных Ф. и Е. Рабиновичей. А некоторые и просто знать не хотят…
Этот герой-юноша и совершенно необычная для тех времён история его короткой жизни, о которой мне поведал его товарищ по Школе юнг и по войне Семён Залл, заинтересовала меня. В нескольких книгах воспоминаний ветеранов-североморцев, в интернете – на сайтах от Мурманского музея до статей И. Л. Дегена и переписки Риты Райт-Ковалёвой - нашёл немало. Причём – разнобой не только в обстоятельствах его подвига, но и особенно – в биографии юноши. В конце концов, стараясь объективно воспользоваться имевшимися в моём распоряжении воспоминаниями наиболее близких к Саше людей и свидетелей событий, я составил себе следующую картину трагических жизни, подвига и смерти юноши-героя.
В различных мемуарах Саша – и горьковчанин, и ленинградец… Но всё-таки он родился в 1927 году в московской еврейской семье инженера Филиппа Макаровича Рабиновича и его жены Елены (Лили) Яковлевны Рабинович, в девичестве – Черномордик. В 1937 году Ф. М. Рабинович был арестован вскоре после возвращения из США, где, как пишет И. Деген, он покупал для СССР лицензии другую техническую документацию. Позднее инженер был расстрелян. Елена Яковлевна Рабинович была сослана в Джезказган – она вернётся в Москву лишь в 50-х годах, в 1955-56-м годах родители Саши будут реабилитированы.
После их ареста, спасая десятилетнего мальчика, заботы о нём взяла на себя старшая сестра матери Раиса (Рита) Яковлевна Райт-Ковалёва, всемирно известная писательница и переводчица (1898-1989). Именно в её переводах впервые появились русские версии произведений Г. Бёлля, Ф. Кафки, Дж. Сэлинджера, У. Фолкнера, А. Франк. Рита Райт-Ковалёва – автор художественной биографии Р. Бернса, воспоминаний о Маяковском, Хлебникове, Ахматовой, Пастернаке. Всё это – далеко не полный перечень её произведений.
Муж Риты Райт, капитан 2-го ранга Николай Петрович Ковалёв, флагманский механик Беломорской военной флотилии, в начале войны со штабом флотилии был переведён в Архангельск. Рита Райт с Сашей были эвакуированы в Ярославскую область, а в конце 1941 года переехали в Архангельск, где Рита Райт-Ковалёва стала работать на радио, а Сашу устроили на штабной катер. Скорее всего, официально он не был усыновлён Ковалёвыми: во-первых, при живой матери в ссылке, а во-вторых, возможно, в служебном положении Николая останавливало и то, что он – сын "врага народа". Зато капитан 2-го ранга сделал для юноши то, на что нужна была настоящая решимость.
Когда к осени 1942 года на Соловецких островах создавалась единственная в мире Школа юнг, Саша с помощью дяди поступил в неё, заимствовав биографию не прошедшего по своим данным кандидата в юнги Юрия Николаевича Ковалёва, комсомольца, уроженца Горьковской области, 1926 года рождения. Конечно, такой "подлог", стань он известен, имел бы непредсказуемые последствия не только для Саши Рабиновича, но и для капитана Н. Ковалёва. Скорее всего, необходимостью скрывать эту тайну и объясняется некоторая замкнутость в общении юноши со сверстниками в Школе юнг, которую кое-кто из них отмечал позднее в мемуарах. Но уже через год, в период боевой службы Саши, как вспоминал непосредственный командир Саши стармех торпедного катера Николай Старшинов, Саша "не скрывал, что у него – приёмные родители, был общительным, добрым и честным".
Это естественно: за каких-нибудь год напряжённейшей учёбы в Школе юнг и полгода в той тяжёлой боевой обстановке юноша стал уже "бывалым моряком", уверовал в себя. Ещё в Школе юнг, где Александр был в группе подготовки мотористов, он, как единодушно отмечают в воспоминаниях его товарищи, был одним из самых лучших в учёбе, а в боевой обстановке - никогда не отказывал товарищам в помощи, отлично разбираясь в двигателях.
Свой геройский подвиг Александр Ковалёв-Рабинович совершил 8 мая 1944 года, когда два торпедных катера дерзко атаковали целую группу кораблей противника у их берега. Наши корабли ТК-217 и ТК-209 под командой старших лейтенантов Желвакова и Кисова на большой скорости приблизились к вражеским кораблям и торпедировали два головных сторожевика противника. На наши корабли обрушился шквал огня с кораблей противника. Теперь , развернувшись, надо было уходить. Но вражеские снаряды повредили ТК-217, он потерял ход и стал тонуть. ТК-209 развернулся и, прикрыв друга дымовой завесой, Кисов под огнём противника снял его экипаж. Желваков, покидая корабль, поджёг бикфордов шнур, взорвав корабль, чтобы не достался врагу.
ТК-209 оторвался от погони, имея преимущество в скорости. Но три самолёта "фокке-вульф2 атаковали катер. Кисов, умело маневрируя, увернулся от попадания бомб. Но самолёты открыли артиллерийский и пулемётный огонь. Взрывами в моторном отсеке был ранен командир отделения мотористов Старшинов, тяжело ранен старшина. Саша Ковалёв был контужен. Придя в себя, увидел: правый мотор бездействует, левый повреждён, а у среднего мотора из пробоины в радиаторе хлещет кипяток. Катер терял ход. Нарушение охлаждения мотора грозило его взрывом. Схватив стёганый ватник, Саша прижал его к пробоине радиатора и навалился грудью, останавливая течь. Кипяток обжигал его, но он продолжал прижиматься к радиатору, пока не подоспела помощь со стороны мотористов спасённого экипажа ТК-217. Александр Ковалёв-Рабинович с приёмным отцом, кап. 2-го ранга Н. П. Ковалёвым
Подоспевшие советские истребители отогнали "фоккеров". Мотор продолжал жить, катер не потерял ход и благополучно дошёл до базы. Таким образом, благодаря подвигу Саши были спасены экипажи двух торпедных катеров. По прибытии на базу он, в числе других моряков, проявивших героизм, был представлен к правительственной награде.
Но смерть всё-таки настигла героя на следующий день, когда ТА-209 в числе нескольких других катеров были отправлены на ремонт на главную базу. Воспламенилась фосфорная головка застрявшего в переборках немецкого снаряда замедленного действия, и взорвались бензобаки. На корабле начался пожар. Оставшиеся в живых моряки были спасены, но Саша оказался в числе погибших.
На крутом берегу полярного моря - гранитный обелиск в память катерников- североморцев. Рядом – мраморная плита с портретом юного моряка и надписью: "Юнга Саша Ковалёв погиб в море 9 мая 1944 года". Александр Ковалёв посмертно награждён орденом Отечественной войны 1-й степени. В честь него сложены стихи. Балладу московского композитора Юрия Чичкова в память юного героя великолепно исполнял прославленный детский ансамбль имени Локтева. Именем Саши Ковалёва названы улицы в Москве, Ленинграде, десятках других городов. Назван корабль Мурманского пароходства. Его имя носили сотни школьных дружин. Имя Саши Ковалёва.
На одном из сайтов я нашёл в переписке Риты Райт-Ковалёвой слова о том, что её "муж, капитан 1-го ранга-подводник, погиб в 1946 году". Кто знает, доживи этот порядочный человек до времён дел космополитов и врачей – не припомнили ли бы ему этот чистосердечный "подлог". Впрочем, любым властям довольно часто не выгодна была и есть всенародная огласка всей правды. Вот и не знали советские люди ни о подлинной фамилии Саши Рабиновича, ни о участи его отца. Поэтому и сегодня на сайте школы №330 города Москвы, где Сашу Ковалёва по сей день считают своим учеником, приводится "экзаменационный проект учащегося 10 класса Н. Ермакова", где говорится, что Саша Ковалёв геройски воевал, "желая отомстить врагу за поруганную землю, за смерть отца…"(выделено, естественно, мною. М. Р.). Осталось добавить: "…в сталинских застенках". И ещё добавить фамилию отца и сына – Рабинович.
Но если у школьников, а то и педагогов - как в приведённом случае, подобные "недалёкости" – явление нередкое, то уж в городских историко-краеведческих музеях историческая правда обязана быть на должном уровне при любых властях. Однако вот сайт Городского краеведческого музея города Полярный Мурманской области. Сообщая о том, что родители Саши Ковалёва были евреи по национальности и были репрессированы, музей не просто умалчивает их фамилию Рабинович, но и стыдливо задаёт вопрос о Саше:"Стоит ли возвращать ему настоящую фамилию?" (выделено мною. – М.Р.).
Нет, на подобный, мягко выражаясь, наводящий (не хочется думать, что провокационный) вопрос радикальной реакции не последует. Хотя бы из уважения к покою святых покойников, а ещё – к смелому подвигу его глубоко чтимых тёти и дяди. Но если говорить о справедливости и если уж вопрос поставлен, то разве не реабилитированы родители Саши и тем самым – их и его фамилия Рабинович? И разве мало мы знаем двойных фамилий людей, являющихся гордостью в том числе и русского народа? Тот же пример: Райт-Ковалёва. Или Рабинович-Данченко.
Уверен, что подобных не доведённых до конца случаев реабилитации добрых человеческих имён – множество. И разве не было бы ещё одним стришком стремления к справедливости и её утверждения , к примеру, в данном случае – добавление на мемориальных досках и памятниках на улицах и в школах, названных в честь героя, сведений о его подлинной фамилии и краткого пояснения, почему она другая. Кстати, это относится отнюдь не только к России. И не только к таким трагическим примерам, как с юным героем Сашей Ковалёвым-Рабиновичем.

Михаил Ринский (972) (0)3-6161361 (972) (0)54-55299
rinmik@gmail.com
mikhael_33@012.net.il

ВЕТЕРАН ИЗ МЕСТЕЧКА (Яков Липовецкий)

Михаил Ринский
ВЕТЕРАН ИЗ МЕСТЕЧКА

В октябре члену Центрального совета Союза ветеранов Второй мировой войны - борцов против нацизма, председателю отделения Союза в Бней-Браке Якову Липовецкому исполняется 85 лет. А возглавляемому им отделению Союза ветеранов исполняется 35 лет - на 5 лет больше, чем Союзу ветеранов Израиля.
Уроженец местечкового украинского городка Прилуки, фронтовик-танкист, кадровый офицер, затем - преподаватель истории и географии, Яков на исторической родине - активнейший общественник.
Наша беседа начинается с воспоминаний: предки наши - из одних краёв за чертой оседлости. Киевщина и Черниговщина соседствуют, так что местечковые городки наших дедов сравнительно недалеко. В Прилуках Черниговской губернии дед юбиляра Рафаил Липовецкий ещё на рубеже XIX и XX веков работал главным механиком крупной табачной фабрики. В конце 1920-х годов он водил внука по фабрике, с гордостью показывая грохочущие детища своей работы. Всем своим троим сыновьям дед Рафаил и бабушка Ривка дали достойное образование по тем нелёгким для местечковых евреев временам: старший сын Исак, отец Якова, получил высшее образование фармацевта, средний стал врачом-стоматологом. Младший совсем молодым погиб на фронте.
Ещё студентами познакомились Исак и Фаня: по окончании киевской женской гимназии она училась на зубоврачебных курсах. Отец Фани, Яков Шлеймахер, был видным киевским адвокатом, имел свою контору. К сожалению, погиб в погромном 1918 году. В память о нём и назовут Исак и Фаня сына Яковом при его рождении в 1922 году. Мать Фани получила отличное светское, а затем и медицинское образование, знала иностранные языки, сочетая светскость с религиозностью.
В домах обоих дедов свято соблюдали традиции: Якову запомнилась синагога в Прилуках, куда его брал с собой дед. На всю жизнь запечатлела детская память убранство этого святого храма. В отличие от родителей, Исаку и Фане в новых советских условиях соблюдать традиции было нелегко, хотя основные еврейские праздники отмечали. Между собой в доме родители говорили на идише, но от Якова, единственного сына, этого не требовали.
В Прилуках Исак заведовал аптекой до 1935 года, когда его перевели в пригород Киева. Затем опытному фармацевту удалось получить работу в Киеве, но ненадолго: в тяжёлом 1937 году семье пришлось срочно уехать в Кременчуг. Здесь Исаку повезло: в скором времени его назначили главой кременчугского аптекоуправления. Фаня работала в зубоврачебном отделении поликлиники и, кроме того, открыла частный кабинет. Жили в хорошей квартире в здании аптекоуправления. В семье был достаток, в Кременчуге события конца 30-х годов обошли её, по счастью, стороной, и сыну оставалось только хорошо учиться в школе, что он и делал до 8-го класса. После чего перешёл в вечернюю школу, чтобы иметь возможность днём заниматься в аэроклубе, как это было модно и престижно советскому комсомольцу в 1930-х предвоенных годах. В аэроклубе учили летать, для начала, на «небесных тихоходах» У-2, прыгать с парашютом.
Весной 1941 года Яков одновременно заканчивает школу и аэроклуб и в числе семи друзей по учёбе получает направление в Чугуевское авиационное училище под Харьковом, куда должен был прибыть на медкомиссию в начале августа. А 22 июня начинается война. В первые дни войны мобилизуют отца: 29 июня майор интендантской службы Исак Липовецкий уехал на фронт, весной 1942 года он погибнет...
Враг наступал быстро. Ещё недавно глубокий тыл становился прифронтовой зоной. Когда, согласно предписанию, выпускники Кременчугского аэроклуба в начале августа прибыли в Чугуевское училище, там оставался лишь комендант: училище было эвакуировано в Среднюю Азию. Комендант помог им сесть в товарный поезд, и ребята вернулись в Кременчуг. Мать Яков уже не застал: она уехала в Харьков, оттуда была эвакуирована в Грозный, где работала в госпитале. Когда оккупанты приблизились к Чечне, Фаня была эвакуирована в Среднюю Азию.
В военкомате Кременчуга не нашли ничего лучшего, чем отправить подготовленных к службе в авиации 18-летних выпускников Аэроклуба в народное ополчение, даже не одели в военную форму. Отделению Якова на семь человек дали один пулемёт, одну винтовку и каждому противогаз и мину - за неимением гранат. Направили в сторону Кировограда. Немцы высадили десант, отлично вооружённый, даже танкетки поддерживали пехоту. В первом же бою фактически безоружное, необученное ополчение было опрокинуто и отброшено к Днепру. Пытавшихся переправиться поливали огнём с суши и бомбили «Юнкерсы» с воздуха. Баржи с зерном, которые пытались использовать для переправы, самолёты врага поджигали и топили.
Яков с товарищем-земляком Борисом решили переправиться вплавь. Ополченцев спасло то, что оба они, выросшие в приднепровском городе, отлично плавали, и к тому же в месте переправы был островок посреди реки, где удалось передохнуть. В одних трусах, из последних сил, но зато живыми и невредимыми они выбрались на восточный берег Днепра и под покровом сумерек вернулись в Кременчуг, где уже царила паника.
Дома оделись, но были голодны, и вообще - не знали, что делать. Родственники Бориса уезжали в деревню, но молодые солдаты в штатском считали своим долгом быть в рядах Красной армии. В военкомате никого не было. По счастью, недалеко от дома, в арсенале, располагался склад артиллерийской части. Якова с товарищем солдаты пожалели, подкормили, и ребятам прямо в штатском, без всякого оформления, удалось вместе с обозом артиллеристов отступать до самого Ростова. В части были небольшие орудия на конной тяге. Молодые здоровые парни помогали вытаскивать из грязи российских военных дорог колёса орудий и телег обоза, а армейцы кормили и обучали новичков. Лишь под Ростовом, в декабре 1941 года, их оформили и выдали форму.
Продолжали отступать через степи до самой Волги. Затем на баржах до Сталинграда, оттуда - в Куйбышев. Во время одной из многих вражеских атак с воздуха Яков был ранен и после медсанбата направлен в Саратовское военно-политическое училище, в танковое отделение. Там - 11 месяцев, томительных для двадцатилетнего парня, рвущегося в бой. Наконец, летом 1943 года младший лейтенант Яков Липовецкий назначается комсоргом 32-го отдельного танкового полка. И почти сразу участвует в величайшем сражении 2-й мировой войны - битве на Курской дуге, на самом напряжённом её участке - под Прохоровкой. События этих незабываемых дней оставили особый след в душе и памяти молодого офицера благодаря эпизоду, который мог быть последним в его жизни, но окончился счастливо. Во время сражения комсорг танкового полка, как ему и было положено, находился в одном из передовых танков. Командиром танка был Дмитрий Крикавлюк, механиком-водителем - Михаил Хивенцев. Во время боя танк был подбит и загорелся. Дмитрий и Яков были контужены взрывом ударившегося о броню танка вражеского снаряда. В любую секунду мог произойти взрыв боеприпасов танка. В этих условиях Михаил Хивенцев проявил не только сноровку, но мужество и чувство дружеского долга. Он умело открыл нижний люк и не поспешил скорей спастись сам, а вытащил буквально за ноги весь экипаж танка. Те самые Три еврея - три танкиста. Яков - слева.
Эти «три танкиста, три весёлых друга» так и прошли затем вместе весь путь до победы. Боевую песню друзья наедине друг с другом пели по-своему: «Три еврея, три весёлых друга...»: это своё общее «качество» они и сами «обнаружили» не сразу: в тех судьбоносных сражениях чаще произносили призыв Ильи Эренбурга: «Убей немца!», чем выясняли национальности друзей по оружию - этим методично занимались «особисты».
Вместе друзья прошли, точнее - проехали в танках боевой путь 1-го Белорусского фронта через Гомель, Пинск. Участвовали в большом и тяжёлом сражении под польским городом Томашувым, за отличие в котором полку было присвоено имя этого города, а командиру полка В. А. Галкину - звание Героя Советского Союза. Комсорг полка тогда получил орден Красной звезды., его упомянутые друзья - ордена Красного знамени. Вообще, политработников и повышали, и награждали на фронте, как правило, скупо, тем более - если он с «пунктиком». Хотя и воевал комсорг на равных, и ранение ещё одно получил. Были, конечно, и две медали «За боевые заслуги», и другие награды. Тем не менее, ещё один орден - Отечественной войны Яков получил за участие в штурме тюрьмы немецкого города Бранденбурга, в которой, по данным командования, фашисты держали Эрнста Тельмана. После мощного штурма тюрьму взяли с большими потерями. Оказалось, что гестаповцы успели расправиться с легендарным антифашистом. С матерью и тётей
Ещё до Бранденбурга была операция на Одере, затем с боями прошли южнее Берлина. Успеху боевых действий полка в большой степени способствовал здоровый климат в отношениях командиров между собой и к подчинённым. И командир полка, и замполит во всём поддерживали еврея - комсорга полка в его непростой, разнообразной работе с молодёжью, требовавшей и внимательности, и решительности. С большим уважением все, включая командира, относились к заместителю командира полка по технической части подполковнику Давиду Эберзину. Было и ещё немало единоверцев Якова, например - отважный боевой офицер, командир роты капитан Ефим Фельдман.
Победу праздновали в германском городке Ратенове, причём узнали о капитуляции Германии ещё до официального объявления - и здесь был свой «блат»: в полку служил сын генерала Белова, связавшийся с Берлином.
После победы полк передислоцировали в Азербайджан: сначала в Нахичевань, затем - в Кировобад. Яков Липовецкий служил замполитом роты управления 31-й механизированной дивизии, затем - помощником начальника политотдела дивизии. Разыскал мать, к этому времени находившуюся в Ульяновской области, и перевёз её к себе. В 1949 году, приехав в Баку и навестив командира полка, познакомился с его сестрой, преподавателем истории. Женился. Параллельно со службой заочно учился в Бакинском командном училище и окончил его в 1957 году.
В 1960 году, демобилизовавшись, Яков с семьёй обосновался в Баку. Стал работать в школе военруком и преподавателем труда. Поступил в Бакинский университет и после окончания с отличием в 1968 году его заочного отделения преподавал в той же школе историю и географию. Почти три десятилетия посвятил фронтовик детям. За это время его старший сын стал инженером-строителем, сейчас он работает в Москве.
К сожалению, в 1990 году от тяжёлой болезни скончалась в Баку жена. В 1994 году Яков Липовецкий с младшим сыном, его женой, двумя внуками и внучкой репатриировались в Израиль. Живут в Бней- Браке. Сын работает на крупном авиационном предприятии. Невестка - медсестрой поликлиники. Два внука служат в ЦАХАЛе, причём старший - сверхсрочно, в элитной части. Внучка тоже отслужила в армии, сейчас с мужем - в Канаде, уже успела родить деду правнука.
Сам Яков никогда не мог и не может быть в стороне от людей, от общественной жизни. Возглавляя отделение в Бней- Браке Союза ветеранов 2-й мировой войны - борцов против нацизма, Яков в то же время ведёт большую работу в масштабах страны, как член Центрального совета Союза ветеранов Израиля.
Отделение Бней- Брака в нынешнем году отмечает свой юбилей: 35 лет назад, в 1972 году, фронтовик, капитан, ленинградец Исак Шенкер собрал 27 ветеранов в Бней- Браке и создал группу «Солдатское братство», за пять лет до создания Союза ветеранов Израиля. В коротком очерке невозможно рассказать ни всей истории ветеранского союза города, ни тем более о всех активистах и администрации города, помогавших и помогающих ныне в его деятельности. Яков с благодарностью упоминает тех, кто возглавлял отделение Союза в период Большой алии 90-х годов и кого он застал по приезде. Давид Аронек отличался своей активностью. Автор книги о войне. Живёт в Ришон ле-Ционе. Александр Авербах и поныне ведёт фотоальбом Союза. Яков Гольдрайх переехал ближе к родственникам в Ашдод. С 1995 года отделение Союза ветеранов в Бней- Браке бессменно возглавляет Яков Липовецкий. На митинге - рядом с легендарным генералом Романом Ягелем
Ныне в отделении - свыше 120 членов Союза, не только ветеранов войны: в небольшом городе Яков объединил в своём отделении ещё и инвалидов войны, узников гетто, блокадников, тружеников тыла, вдов и членов семей, ветеранов Советской армии послевоенных лет. Естественно, возраст ветеранов войны - за 80 лет, многие из них уже стеснены в своей активности. В работе Яков опирается на относительно молодое пополнение. А работа эта многогранна и разнообразна, начиная от экскурсий и кончая помощью мэрии в работе с русскоязычной молодёжью.
Но и мэрия оказывает отделению Союза большую помощь. Нынешний мэр Бней-Брака рав Исакар Френкелькаль, возглавляющий город три года, лично встречается с руководителями отделения, приглашает их к себе, в том числе в праздничные и памятные дни, идёт навстречу их просьбам. Недаром ему вручена памятная почётная грамота Союза ветеранов Израиля.
Большую помощь отделению в Бней-Браке оказывает социальный отдел ирии города. С искренней благодарностью говорит Яков о заместителе начальника отдела Вере Сегал, о инспекторе отдела и руководителе клуба пенсионеров и ветеранов Фриме Вандергорн. В свою очередь, Союз ветеранов постоянно оказывает помощь инспектору по работе с русскоязычной молодёжью ирии Юле и часто сам является инициатором встреч ветеранов с русскоязычными учащимися. Встречи обычно посвящены тем или иным датам и воспоминаниям самих членов Союза.
В планах работы отделения Союза - встречи, торжественные и дружеские, к тем или иным праздникам и датам, экскурсии по Израилю, отдых в гостиницах у Мёртвого моря, а для инвалидов - недельное и двухнедельное лечение. Доклады, лекции. Отмечаются юбилеи членов Союза. По печальным поводам посещаются родственники усопших и места захоронения.
Во главе всей этой работы - пожилой, но бодрый, активный и очень добрый человек, бывший боевой офицер-танкист капитан Яков Липовецкий. Рождённый в еврейском местечке, он и в своём почтенном возрасте делает очень многое для своего народа. Поздравляя Якова Липовецкого и возглавляемое им отделение Союза ветеранов с их славными юбилеями, от всей души желаем Якову и его друзьям счастливого благополучия и долголетия.

Михаил Ринский

(972) (0)3-6161361 (972) (0)54-5529955
rinmik@gmail.com
mikhael_33@012.net.il